Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
— Плохих не любил, — вставляет Устинья Андреевна Хохлова. — Корил их. «Не могет никак», — родитель скажет. Значитца, учебу осилить не могет. «Что, Павел Петрович, что ём?» А ученик: «Замолчь!» Отцу, стало быть. Стыдились перед учителем признаваться.
— «Богородицу», «Отче наш» тогда учили, — начинает Тит Галактионович Гнутов, самый молчаливый и сдержанный из четверых, терпеливо ожидавший, когда дойдет его черед. — Ну, ему, конечно, тоже приходилось соблюдать видимость. Не садил за парту, пока батюшка не придет. А потом батюшка сам перестал приходить, уверовал, учитель свой, следить не стал. Называли «господин учитель». А ему это не нравилось. «Не обязательно называть «господин учитель». Называйте — Павел Петрович».
Ну уж действительно был учитель! С темна до темна трудился Павел Петрович! Все делал сам и других приучал. Ничего не было, ни чернил, ни бумаги. Чернила делали из клюквы. Он доставал бумагу, карандаши. Привез школе. Дал тетради: «Пишите». Мне подарил свою ручку, уезжая. Бороды еще не было, а может, сбрил… Часто болел…
Да, наверное, сбрил, чтоб меньше походить на себя…
Слушаю их и мысленно ругаю себя — почему не выспросил ЕГО САМОГО о сибирском периоде жизни, когда ездили вместе по Полевскому и Сысертскому району? Не догадался. Сообразилки не хватило. Да, пожалуй, если сказать правду, ничего такого я тогда не знал еще о нем.
Он прибыл в эти края в начале 1919 года, когда ему исполнилось сорок лет. Как раз тогда, кутаясь в чужой тулуп, под скрип полозьев и потрескивание крепкого сибирского морозца, в пути отметил день рождения (28 января по нынешнему стилю). Приехал вполне сложившимся человеком, со своими взглядами на жизнь, политическими убеждениями.
В Каинске он объявился в конце января, в Бергуле — в первых числах февраля и сразу приступил к делу. До него тут не было настоящих учителей (у него было семинарское образование), можно считать, не было школы.
Белые восстановили в школах преподавание закона божия, учения о чудесном сотворении мира и человеческого рода. Среди малышни вспыхивает спор — как различить мужчину и женщину, поскольку в ту пору, при Адаме и Еве, штанов и юбок еще не носили.
— Которая Адам, которая Ева? Я знаю, которая Ева: которые лытки толстые, — возглашает громко один из мальчишек, победоносно оглядываясь вокруг себя.
— Толстые лытки у богатых, у тетки Катерины! — вызывающе возражает другой.
Павел Петрович прячет улыбку.
— Люди бывают толстые и тонкие, — говорит он. — Главное, как они себе хлеб добывают, своим трудом или чужим.
Да что ребята. И взрослые тоже, как дети, простодушны и ищут ответа на недоуменные вопросы. На улице повстречалась женщина. Поздоровалась с учителем и заполошилась:
— Зять у меня, сестры муж, увидит красивую женщину и икону рисует…
— Пускай рисует. Святые — они должны быть красивые.
На все-то у него свой ответ, очень простой и понятный. Ох и умен этот учитель, не гляди, что такой щуплый, ох умен!
Воспоминания без конца…
В Сибири царствовал Колчак. Злое, жестокое, беспощадное было время. Все прятали — белые все отбирали. Забирали лошадей.
Ползли слухи: там убили, запороли насмерть нагайками, там расстреляли… В Биазе были казнены красные партизаны Лосев, Михайлов. Похоронены в Бергуле, а поймали в Звереве, предали их.
От колчаковской расправы прятались в лесу. Возвращаясь, осведомлялись шепотом: «Сватья, самурай шел?» Белых так называли.
Павел Петрович, слыша все это, хмурился, но своего отношения к происходящему почти ничем не выдавал. Разве что вздохнет, а потом скажет: «Начнем урок». Может, он знал больше других? Ох знал, потому и помалкивал.
Впрочем можно ли сказать «помалкивал», если, как вспоминали потом его ученики, нередко его урок переходил в беседу о том, какой должна быть жизнь, если все поставить как следует. «Много он нам рассказал разного, и все больше про то, какая жизнь будет у нас через пятьдесят лет… Помню, нас прямо-таки огорошили слова Белинского о том, что он завидует тем, кто будет жить в 1940 году. «Да как он знает об этом?» — удивлялись мы. Павел Петрович лишь улыбался: «Умный человек всегда знает, что наступит в будущем…» — «А вы знаете?» — «Знаю…»
Припоминается, как один белый солдат, видимо не по своей воле оказавшийся в колчаковском стане, шепнул осторожно ребятам-школярам: «Смотри, придут солдаты, ничего не говори», а учитель, услыша это, после повторил без всякого выражения, вроде как мимоходом и не глядя: «Он правильно сказал, ты запомни».
Знать бы да ведать, кем был их «вучитель»!
В середине разговора подошла Анна Максимовна Белова, полная приветливая женщина, школьный библиотекарь. Она-то и открыла первая. «Свекор был мой еще живой, — говорит Анна Максимовна, — хорошо помнил Кирибаева. Он так и ахнул…»
Лишь спустя десятилетия перед ними предстанет в своем истинном обличье их Павел Петрович. Позднее станут известны его связи с Мацуком, командиром партизанского отряда, составленного из сторонников Советов и укрытого в заповедных дебрях сибирской уремы, с другими руководителями большевистского подполья.
Анна Анисимовна Белова, человек дотошный и влюбленный в книги, получая новую литературу для своей сельской библиотеки, взяла книгу П. Бажова «За советскую правду», раскрыла ее и замерла… Привезла и стала показывать другим. Вот тут все и поняли, кто был он и что был он не только и не столько учитель, но, прежде всего, комиссар и один из руководителей партизанского движения, посланец новой жизни, той, о которой любил рассказывать. Он осуществлял тайную связь и руководство сопротивлением колчаковским властям в глубоком колчаковском тылу, копившем силы для открытого выступления на стороне красных, и прибыл он сюда по партийному заданию. В книге «За советскую правду» очень живо описывались события, происходившие в бывшей Биазинской волости (Бергуль входил в нее). Знакомые имена, географические названия… все точно! Фамилию «Бажов» не знали, а когда сказали — Павел Петрович: «Так это же наш учитель» («вучитель», как говорят здесь. Говор — раз услышишь, не забудешь).
Сбылись мечты учителя, осуществилось, стало реальностью, живой действительностью то, о чем он говорил крестьянским детям, что пророчил. Не узнать Сибири.